На сайте приводится фрагмент киносценария на основании рукописи.
Cценарий полнометражного игрового фильма
В безоблачном летнем небе парит сокол. Распластав крылья, он застыл в поднебесьи. Зоркий взгляд его безжалостных глаз устремлен к земле - на пожни и луга вдоль извивов реки, на ее заводи и плесы, на хлебные поля вдоль проселка, разделенные лесами, на россыпи валунов, которыми усеяны погорки. Где-то среди них прячется его добыча - неосторожный лис, или мышь, которых он должен углядеть…
Взгляд сокола видит далеко внизу, в поле между холмами, конный отряд в сотню всадников, выстроенных попарно, - но это не его добыча. Он неподвижно застыл высоко над ними, выжидая свою жертву…
Конный отряд неспешно рысит по дороге. Колышатся копья, поставленные пятой на стремя, колышатся на копьях красные вылинялые стяжки, колышится большой красный стяг с белым начертанием рыси, колышатся в седлах воины, и в такт легкому ходу коней подрагивают закинутые за спину круглые щиты, пристегнутые к седлам шеломы, и мечи в широких ножнах, которыми опоясаны дружинники. Ведет этот отряд псковский князь Довмонт. Ему лет двадцать семь - тридцать. Он крепкого сложения, его длинные русые волосы перехвачены вокруг головы кожаным пояском, оттеняя серые лучистые глаза, он прямо сидит в седле, взгляд князя устремлен на черную точку в небе - на сокола.
Рядом с ним рысит крупный, пожилой воевода Скурка. Он тоже наблюдает за соколом.
Вдруг черная точка внезапно устремилась к земле, вырастая в черное подобие наконечника копья, но конец охоты оказался сокрыт деревьями.
Сокол несся к своей цели - к лисенку, который доверился обманчивой летней тишине. Сложив крылья, вытянув для смертельного удара клюв, сокол, как стрела арбалета, обрушился на свою жертву…
- Во как, - вздохнул Скурка, - проворонил кто-то жизнь…
Дружина поднималась на погорок, и воинам открывалась равнина, по ней тянулся поезд в десяток возов, с большой конной охраной впереди и позади, которая тоже шла попарно.
Встречный отряд, заметив впереди незнакомых конников, остановился, конная охрана его начала спешно выстраиваться в боевой серп перед возами.
Довмонт кивнул воеводе, Скурка кивнул дружиннику со стягом, и они вдвоем в галоп поскакали с холма навстречу отряду. Красный стяг с белой рысью развернулся и трепетал на ветру.
Голубоглазая девушка пятнадцати лет, чинно одетая, сидела на возку, застеленном поверх сена ткаными постилками, в соседстве двух пожилых теток. А на следующем возу, так же убранном постилками, ехал великоновгородский владыка - старый священник в черном дорожном одеянии и поповской шапке.
Возле женского возка задержал коня пожилой боярин.
- Псковский стяг, - пояснил он, - Гляди, княжна Марья, там твой жених, - и он поскакал встречать Скурку.
Посланцы остановились, разделенные несколькими шагами, и тогда Скурка сказал:
- Я - воевода князя Довмонта.
- Я воевода князя Дмитрия, - был ответ. - Охраняю его дочь, невесту князя Довмонта.
- Князь ее встречает, - сказал Скурка.
Оба улыбнулись, успокоительно махнули руками своим кметам, и псковская дружина зарысила с погорка вниз.
Запряженные лошади шагом тянули свой важный груз - княжну, ее мамок, старого владыку, а на следующих повозках сундуки, прикрытые просмоленой тканью, мешки и кадки со снедью, оружие и доспехи дружинников. Приноравливаясь к этому неспешному движению, шли шагом конные сотни. Только скрип колес и мягкий стук копыт нарушали тишину дня. Княжна скромно застыла на сидении, мамки ее молчали, князь Довмонт ехал подле возка невесты и тоже молчал. Изредка он поглядывал на свою невесту, перехватывая ее любопытные взгляды…
Видя ее лицо, обрамленное замысловато повязанным платком, князь вдруг увидел иное лицо - девушку на коне, свою первую жену Агну, в ином, литовском, наряде, покрытую епанчой, а за ней стояли попарно конные кметы - Скурка, Витень, и еще с десятка два… Печальны были их лица, веяло от них бедой. Агна хотела что-то сказать князю, но при первом слове видение исчезло и не прозвучало ни звука…
Довмонт уловил любопытный взгляд Марьи и приветливо ей улыбнулся…
На лесной поляне, примыкавшей к дороге, поезд и дружины остановились на привал. Тут паслись нерасседланные кони, дружинники разминали ноги. Княжна и ее мамки пошли в лес. И старый владыка пошел в лес. Князь Довмонт сидел на траве, прислонясь спиною к березе, отстраненным взглядом замечая движение вокруг. Возле него присел Скурка.
- Что невесел, князь? - спросил воевода.
- Агна вспомнилась, - ответил Довмонт.
- И мне, - признался Скурка. - Может, - он перевел взгляд на небо, - они глядят сейчас на нас, печалуются…
- Может, - согласился Довмонт. - Но лучше б не вспоминать…
Глядя на поле, на стежину дороги, он увидал за ней словно из воздуха сотворенные, размытые в солнечном свете фигуры - Миндовг, два подростка, Витень, монах, Товтивил, Тройната, Гердень, князь Остап стояли и смотрели на него, на повозки, на княжну Марью, на священника, которые садились в возки. Злая зависть читалась на их лицах…
Княжна Марья и ее мамки вечеряли в избе, отведенной им под жилье. В слюдяное оконце тускло вливался свет, трепетал огонек лампадки в куту перед иконой. Княжна сидела по-домашнему - в сорочке, с непокрытой головой, и теперь было видно, что она обаятельная статная, крепкая с красивым овалом лица.
- Ты бы хоть молока попила, - сказала тетка.
- Не хочется мне, - отвечала княжна, - как-то неспокойно. Даже страшно.
- Чего бояться! - успокоила вторая тетка. - Не война. До тебя женились, и не на тебе кончится.
- А он красивый, правда? - сказала княжна.
- Ладный, - согласилась тетка. - Так и ты красавица. Дай бог, чтоб тебя жалел. Кто их знает этих литовцев. Его и крестили недавно…
В княжеской палате беседовали за столом Довмонт и владыка отец Михаил. Вечеря стояла на столе. Владыка был без шапки - седые волосы подчеркивали его суровую внешность
- Свадьбу надо широкую, князь Тимофей, - говорил владыка. – Невеста твоя - князя Александра Невского внучка. Для Пскова честь.
- Я понимаю. Обиды не будет.
- Через неделю повенчаю вас в Троицкой церкви. Исповедоваться тебе и княжне надо, причаститься. А теперь пусть приглядывается. Ты проследи, князь Тимофей, чтобы все шло толком.
Довмонт согласно кивнул.
- А тебя что заботит? - спросил владыка. - Что на душе?
- Прошлые грехи память воскресила.
- Помолиться надо.
- Молюсь, - ответил Довмонт. - Помнятся.
Увиделось ему прошлое: Агна сидела в седле, покрытая епанчой, три десятка дружинников, стояли конно за ее спиной, небо, закрытое тучами, туман стирал очертания фигур. Этот отряд удалялся от него луговиной, растворяясь в дождливой мгле…
И возникла иная картина. Летний вечер в лесу, на лесной поляне стоял намет, покрытый ветвями, перед ним теплился костер возле этого огня держали совет удельные князья, приведшие свои полки и дружины. Князей возле костра, в багряном пламени которого грелось божество войны, было вместе с Миндовгом десять, все они, кроме Миндовга, были побриты, как требовал того их молодой возраст; седой, бородатый Миндовг выглядел среди них дедом, собравшим молодежь для научения успеху и удаче.
В то лето, - звучит голос Довмонта за кадром, - призвал всех князь Миндовг в поход на мазуров. На Купалье близ мазовецкой межи стали мы на ночевку перед наездом…
Поляну, на которой стоял намет, горел костер и сидели князья, кольцом окружала стража. За спиной великого князя сидели два преданных ему боярина — новогородский воевода Сирвид Рюшкович и рязанский изгнанник князь Остап Константинович — князев советник.
Все приходились великому князю родней, - говорит за кадром Довмонт, - Я - кревский князь Довмонт - был ему свояком, мы женаты на родных сестрах. В тот поход я был самым молодым из князей, мне немногим перешло за двадцать. Все в этом кругу князя не любили, но никто ему не перечил…
Обязаны литва и русь отомстить мазурам, - говорил Миндовг, - за их помощь тевтонам в походе на пруссов и жмудь год назад. Надо пройти смерчем по широкой полосе мазурских деревень Варшавы, разбить над Вислой войско польского князя Земовита, сжечь главное гнездо мазуров — Плоцк, и взять полон и добычу…
- Но возможно, - сурово напомнил о судьбе Миндовг, - кто-то из нас не вернется. Потому и держится обычай беседы перед наездом, что кто-то навсегда останется в чужой земле, а кто — сейчас неизвестно.. Может, это буду я, великий князь Миндовг, или молодой Довмонт, или храбрый Тройнат, или мой зять Шварн, или ятвяжский князь Скомонд. Неизвестность судьбы для человека установили боги. По их приговору богиня смерти ставит на указанное сердце печать последнего дня. Сегодня она метит тевтонских прихвостней — мазуров, и наезд покажет, на ком из них она поставила могильный знак...
